Спонтанность сознания - Страница 32

Теперь обратимся к книге М.Бунге Проблема разума-тела (Психобиологический подход) [Bunge, 1980]. Автор этой книги, будучи психонейрлогом-монистом, резко возражает против дуалистического решения проблемы. Он называет себя эмержентным материалистом, полагая, что эмержентными свойствами системы являются такие свойства, которые отсутствуют у ее отдельных компонент. Вот несколько высказываний из заключительной главы книги:

Мы проповедуем редукцию психологии к нейрофизиологии, предупреждая, однако, что такая редукция может быть только частичной или слабой, и это по двум причинам. Одна из них состоит в том, что психология содержит некоторые концепции и утверждения, которых нельзя найти в нейронауке сегодняшнего дня. Следовательно, нейронаука должна стать обогащенной такими построениями, чтобы стать готовой воспринять известные психологические системы и a fortiori быть способной порождать те новые [системы], которые мы захотим узнать. Вторая причина неполноты редукции психологии к нейрофизиологии состоит в том, что нейронаука не имеет дело с социологическими переменными, которые являются существенными, объясняя поведение и умственные процессы социально высших позвоночных. В силу этих обстоятельств редукционистские усилия должны быть дополнены интегративными представлениями (с. 214).

Наше отрицание психофизического дуализма не заставляет нас принять элементативный или вульгарный материализм в любом его проявлении — то есть, будь то тезис о том, что разум и тело идентичны, или что нет разума, или что способности ощущения, воображения и даже размышления являются врожденными для всех животных или даже для всех вещей… Психобиология утверждает не просто психонейтральный монизм, но также и эмержентизм, т. е. тезис о том, что разумность есть эмержентное свойство, которым обладают животные, одаренные исключительно сложной и пластической нервной системой (с. 216).

Перед нами лежит книга Янга [Young, 1978], который, будучи профессором анатомии Лондонского университета, посвятил большую часть своей жизни изучению нервной системы. В конце последней главы его книги есть параграф, данный под названием «Что обозначают слова «мозг» и «ум»?» Там мы читаем:

Мозг для меня — комплекс нервных клеток огромной сложности, чья интенсивная активность непрерывно направлена на поддержание жизни отдельной личности. Нам, для того, чтобы договориться о точном значении концепции «мозг», необходимо согласовать методы, с помощью которых эти клетки могут быть увидены, их активность может быть изучена. Я сделал попытку дать такое описание в этой книге, и результатом оказывается понимание того, что даже лучшие физиологические и анатомические приемы оставляют нас весьма невежественными относительно мозга.

Эта трудность касается всей схемы, которую мы пытаемся реализовать. Многое известно о мозге, хотя и недостаточно для того, чтобы дать детальный образ мозгового двойника нашей наиболее интересной активности. У каждого из нас есть непрерывный поток опыта, который мы называем ментальной жизнью. Наш язык в основном служит для его описания. Если мы владеем некоторым знанием об анатомии и физиологии мозга, то эта небольшая часть нашего научного опыта говорит нам о том, что наша ментальная жизнь сопровождается серией электрических и химических явлений в нашей голове. Это очень интересно, но даже лучший физиолог может дать только грубое описание этого… Мы можем начать с того, чтобы придать смысл идее — что ментальные события находятся в мозгу таким же образом, как программы находятся в компьютере (хотя во многом здесь все различно). Как мы видели, имеются основания полагать, что информация хранится в переключающей системе, которая изменяет вероятность последующей акции нейронов. В мозгу осьминога мы можем даже локализовать область, где происходит это переключение, хотя мы не знаем, как новые соединения возникают… Имеет ли смысл говорить о том, что осьминог «знает», что грубые сферы обозначают пищу, а гладкие — удары? Знает ли это внутренняя фронтальная доля? Очевидно, что наш язык должен быть обогащен для того, чтобы взаимодействовать с такой новой информацией (с. 266–267).

Обратимся к книге физиолога У. Пенфилда Тайна разума [Penfield, 1975]:

Разум, мозг и тело составляют человека, а человек может так много! Он может осмыслить вселенную, понять, что нужно делать добро людям, понять научные исследования, счастье, отчаяние и, в конце концов, даже самого себя. Человека невозможно разделить на части. Разум и мозг безусловно в норме функционируют как единое целое (с. 62).

Что происходит, когда исчезает разум? На этот вопрос можно дать два очевидных ответа; они связаны с альтернативами Шеррингтона: объясняется ли человеческое существование на основе одного или двух принципов. Если мы выбираем первую альтернативу, значит разум, исчезая, не существует более, поскольку он всего лишь функция деятельности мозга. Каждый раз, когда высшие механизмы мозга вступают в действие, разум возникает заново. В этом случае разум следует воспринимать как следствие деятельности специального механизма мозга, который я назвал «высшим».

Если же мы выбираем вторую дуалистическую альтернативу, тогда разум можно рассматривать как основополагающий принцип сам по себе. Тогда можно назвать его средой, сущностью, сомой. То есть, он существует континуально. На этом основании можно предположить, что, хотя разум, не связанный с мозгом, молчит, он существует и во время этих молчаливых интервалов и берет на себя контроль, когда высшие механизмы мозга вступают в действие (с. 81).